Первое время обстановка была напряженной. В самом начале пандемии моих друзей преследовали конная полиция за то, что они ехали на велосипедах по улице. Их задержали и даже отправили под суд, но на первый раз они отделались предупреждением. Так как я увлекался уличной фотографией, то начал сильно обламываться из-за ограничений на свободное передвижение по городу. Скука толкала на авантюру, а отсутствие работы и отмена глобальных планов усугубляли психо-эмоциональное состояние. В один день мне позвонили знакомые узнать как дела и рассказали, что их газетный киоск на ЖД вокзале конкретно загибается, а один из продавцов заболел. Недолго раздумывая, я предложил свою помощь.

Образ самарского ЖД вокзала сформировался у меня еще в детстве. Мы с родителями часто кого-то встречали или провожали, а еще, бывало, садились в электричку и отправлялись погостить к старикам в деревню. В конце 90-х годов вокзал выглядел немного иначе. На месте современного здания из стекла и бетона стоял старый вокзал, построенный в духе сталинского классицизма. Перед вокзалом находились складные торговые палатки с едой, напитками, сувенирами и прочей чепухой, а на площади промышляли кидалы, наперсточники и карманники. Среди уличных проходимцев выделялись ребята с компьютером и каким-то подобием игры в скачки. Прохожим предлагалось сделать ставку на одну из пиксельных лошадок. Спускаясь в тоннель, минуя ряд из попрошаек и других бедолаг, вы попадали в местное Монте Карло — игровые аппараты а-ля однорукий бандит стояли по обе стороны тоннеля, был слышен звон монет, а от обилия желающих сыграть образовывалось очередь, мешавшая другим людям.

Рядом с платформой пригородных поездов в овраге располагался цыганский лагерь, вокруг усеянный мусором и другими продуктами жизнедеятельности. Часто я наблюдал, как дети и бомжи лазают прямо под платформой. Однажды я стал свидетелем несчастного случая. Одному из бездомных, заснувшему на путях, поезд отрезал ногу. Мужчина начал истекать кровью, но, так как он был пьян и в состоянии шока, вид его был вполне спокойным. Помощь подоспела быстро, его подняли на носилках и понесли к концу платформы, куда подъехала машина скорой. Тут он закричал: «Мужики, мою ногу не забудьте, я там в ботинке полтинник заныкал!».

Думаю мой проект очень сильно завязан на памяти и воспоминаниях. Многое из того, что я видел тогда, отчасти нашло свое воплощение в образах, которые я увидел здесь вновь. Но от атмосферы 90-х сейчас осталось не многое — таксисты в спортивных костюмах Adidas, играющие в нарды, бродяги с криминальным прошлым, фоновая музыка в привокзальных магазинах и забегаловках. Газетный киоск является такой же архаикой.

Наряду с чувством призрачной ностальгии, смешанной с ужасом, подписываясь на эту работу, я в очередной раз бросил вызов самому себе. Фотография для меня во многом испытание, путь преодоления собственных страхов и противоречий.

Мой рабочий день начинался в семь утра, я приезжал на вокзал, шел через туннель до седьмой платформы и открывал киоск. «Девушка, Комсомолку свежую будьте добры» — было стандартной фразой, которую я слышал каждое утро. Так как люди привыкли видеть на подобных рабочих местах женщин, то мне пришлось игнорировать подобные обращения в свою сторону.

Распорядок дня зависел напрямую от расписания электричек. Основной поток приходился на утро и вечер, оставляя большой перерыв в движении поездов в дневное время. Другие продавцы обычно шли на обед, а потом возвращались обратно в киоск, где могли при желании поспать пару часов или развлечь себя чтением чего-то из предлагаемой продукции.

Как-то раз я решил воспользоваться этой опцией, проспал около часа, но проснулся от настойчивого стука. За окном стоял мужчина крепкого телосложения с большим крестом на цепочке, лысой головой и спортивным очками на лбу. Я открыл окно и спросил, чем могу помочь. В ответ услышал что-то невнятное. Мне сначала показалось, что клиент разговаривает со мной на иностранном языке. Возможно даже на молдавском. Спустя пару минут нескладного диалога, до меня дошло, что мужик просто бухой. Еще через пару минут, я, как будто бы, начал конкретно понимать о чем он говорит, а именно за шансон исполнителей, которых он уважает. Он вскоре попытался включить со своего смартфона песню. Ткнув сильно указательным пальцем в телефон, массивное тело по инерции последовало за ним, не справилось с гравитацией и оказалось на брусчатке. Я вышел из киоска и попытался помочь мужчине подняться, но от помощи человек отказался и попросил не тревожить его какое-то время.

В целом, торговля в ларьке дело простое и понятное. Если вы умеете считать, писать, говорить по-русски и не страдаете клаустрофобией, то у вас есть все шансы преуспеть на подобной позиции. Вопрос в другом, готовы ли вы в разгар пандемии находится в прямой близости с огромным количеством людей потенциально больных вирусом? Безопасная дистанция в полтора метра сокращается до полуметра. А новостной поток и общемировая озабоченность этой проблемой лишь с каждым днем заставляет вас нервничать все сильнее. Стоит ли говорить, что многие клиенты пренебрегали стандартными мерами безопасности, а особо отличившиеся и вовсе сокращали и без того малую дистанцию, погружались в окно киоска с головой и телом, оказываясь у меня «в гостях». Впрочем, я старался об этом не думать и, как положено, находился в рабочие часы в маске и перчатках.

Я проработал в киоске с конца мая до середины августа 2020 года, умудрился не заболеть и закончил основную часть своего проекта. Через год, в мае 2021 года, киоск был вынужден закрыться окончательно. Основными причинами стали сокращение спроса на печатную продукцию, параллельно с сокращением пассажиропотока и ростом арендной платы. Я вернулся туда и снял продолжение. Годом позднее я пошел учится в школу современной фотографии ДокДокДок и, в ходе образовательного процесса, ко мне наконец-то пришло осознание того, в каком виде я хочу видеть эту историю. Глядя на отобранные фотографии, мне постоянно казалось, что чего-то не хватает. Я возвращался на вокзал еще несколько раз, но пребывал уже в роли пассажира, ожидающего транспорт. Тогда я и снял динамические переходы с движущимся составом поезда, которые стали недостающим звеном и задали ритм всей серии.

Схема съемочного процесса была очень простой и во многом интуитивной. Дома я откопал коробку из под антенны от ТВ, которая подошла идеально — в нее смог поместиться небольшой советский фотоаппарат. На фронтальной части коробки я проделал отверстие для объектива, а через боковое отверстие подсоединил к камере спусковой тросик. На коробку для придания товарного вида я прилепил оранжевый ценник.

Коробку я разместил перед окном, заранее настроив фокус. По сути, я снимал вслепую до конца не понимая, какой получится фотография. Иногда менял положение устройства или брал коробку и снимал с рук. После каждого снимка приходилось открывать коробку, доставать камеру и перезаряжать аппарат.

Параллельно со съемкой через окно, в перерывах движения электропоездов, я исследовал окрестности, знакомился с местными обитателями, снимал портреты и детали, используя мыльницу и дальномерную камеру.

Не думаю, что в будущем я бы хотел снимать что-то снова связанное с работой, но вполне могу представить проект со слежкой, системами наблюдения и безопасности. С каждым годом эта тема становится все острее, а технологии активно развиваются в этом направлении. Многих это ввергает в ужас и паранойю, далеко не беспочвенную и вполне осязаемую, особенно в Москве. Регионы рано или поздно тоже совершат технологический скачек и возьмут столицу за пример. Вопрос «когда это произойдет?» остается открытым.